Неточные совпадения
В столовой уже стояли два мальчика, сыновья Манилова, которые были в тех летах, когда сажают уже детей за стол, но еще
на высоких стульях. При них стоял учитель, поклонившийся вежливо и с улыбкою. Хозяйка
села за свою суповую чашку; гость был посажен между хозяином и хозяйкою, слуга завязал детям
на шею салфетки.
Вошла Марина в сером халате, зашпиленном английскими булавками, с полотенцем
на шее и распущенными по спине волосами, похожая
на княжну Тараканову с картины Флавицкого и
на уголовную арестантку;
села к столу, вытянув ноги в бархатных сапогах, и сказала Самгину...
— Прошу оставить меня в покое, — тоже крикнул Тагильский,
садясь к столу, раздвигая руками посуду. Самгин заметил, что руки у него дрожат. Толстый офицер с седой бородкой
на опухшем лице, с орденами
на шее и
на груди, строго сказал...
Освобождать лицо из крепких ее ладоней не хотелось, хотя было неудобно сидеть, выгнув
шею, и необыкновенно смущал блеск ее глаз. Ни одна из женщин не обращалась с ним так, и он не помнил, смотрела ли
на него когда-либо Варвара таким волнующим взглядом. Она отняла руки от лица его,
села рядом и, поправив прическу свою, повторила...
И, накинув
на шею косынку, вошла вслед за ним в гостиную и
села на кончике дивана. Шали уж не было
на ней, и она старалась прятать руки под косынку.
Когда подводы все наполнились мешками, и
на мешки
сели те, которым это было разрешено, конвойный офицер снял фуражку, вытер платком лоб, лысину и красную толстую
шею и перекрестился.
Когда они все бывали в сборе в Москве и
садились за свой простой обед, старушка была вне себя от радости, ходила около стола, хлопотала и, вдруг останавливаясь, смотрела
на свою молодежь с такою гордостью, с таким счастием и потом поднимала
на меня глаза, как будто спрашивая: «Не правда ли, как они хороши?» Как в эти минуты мне хотелось броситься ей
на шею, поцеловать ее руку. И к тому же они действительно все были даже наружно очень красивы.
Однако ж черт, сидевший в мешке и заранее уже радовавшийся, не мог вытерпеть, чтобы ушла из рук его такая славная добыча. Как только кузнец опустил мешок, он выскочил из него и
сел верхом ему
на шею.
Черт всплеснул руками и начал от радости галопировать
на шее кузнеца. «Теперь-то попался кузнец! — думал он про себя, — теперь-то я вымещу
на тебе, голубчик, все твои малеванья и небылицы, взводимые
на чертей! Что теперь скажут мои товарищи, когда узнают, что самый набожнейший из всего
села человек в моих руках?» Тут черт засмеялся от радости, вспомнивши, как будет дразнить в аде все хвостатое племя, как будет беситься хромой черт, считавшийся между ними первым
на выдумки.
— О, не дрожи, моя красная калиночка! Прижмись ко мне покрепче! — говорил парубок, обнимая ее, отбросив бандуру, висевшую
на длинном ремне у него
на шее, и
садясь вместе с нею у дверей хаты. — Ты знаешь, что мне и часу не видать тебя горько.
Тут
села она
на лавку и снова взглянула в зеркало и стала поправлять
на голове свои косы. Взглянула
на шею,
на новую сорочку, вышитую шелком, и тонкое чувство самодовольствия выразилось
на устах,
на свежих ланитах и отсветилось в очах.
Отец его ставил
на стол разнообразные чашки, кружки, подавал самовар, — Кострома
садился разливать чай, а он, выпив свой шкалик, залезал
на печь и, вытянув оттуда длинную
шею, разглядывал нас совиными глазами, ворчал...
Мать, веселая и спокойная, обняла ее, уговаривая не огорчаться; дедушка, измятый, усталый,
сел за стол и, навязывая салфетку
на шею, ворчал, щуря от солнца затекшие глаза...
Надобно еще заметить, что
шея у зайца не повертывается, и он не может оглянуться назад; услыхав какой-нибудь шум сзади или сбоку, он опирается
на задние ноги, перекидывает всего себя в ту сторону, откуда послышался шум,
садится на корточки, как сурок, и насторожит свои длинные уши.
— Когда тетеревята подрастут еще побольше и начнут понемногу мешаться, то уже чаще, особенно если место голо, поднимаются целою выводкой и начинают
садиться на деревья: иногда
на разные, а иногда все
на одно большое дерево; они
садятся обыкновенно в полдерева,
на толстые сучья поближе к древесному стволу, и ложатся вдоль по сучку, протянув по нем
шеи.
Через минуту я опять услышал шум и увидел одного из только что дравшихся орланов. Он
сел на коряжину недалеко от меня, и потому я хорошо мог его рассмотреть. В том, что это был именно один из забияк, я не сомневался. Испорченное крыло, взъерошенное оперение
на груди и запекшаяся кровь с правой стороны
шеи говорили сами за себя.
— Но с тем, чтобы непременно завязать ему салфетку
на шее, когда он
сядет за стол, — решила генеральша, — позвать Федора, или пусть Мавра… чтобы стоять за ним и смотреть за ним, когда он будет есть. Спокоен ли он по крайней мере в припадках? Не делает ли жестов?
У ворот они расстались; Паншин разбудил своего кучера, толкнув его концом палки в
шею,
сел на дрожки и покатил.
Марья мигом
села к нему
на колени, обняла одной рукой за
шею и еще ласковее зашептала...
Не успеет Розанов усесться и вчитаться, вдуматься, как по лестнице идет Давыдовская, то будто бы покричать
на нечаевских детей, рискующих сломать себе
на дворе
шею, то поругать местного квартального надзирателя или квартирную комиссию, то сообщить Дарье Афанасьевне новую сплетню
на ее мужа. Придет, да и
сядет, и курит трубку за трубкою.
И тотчас же девушки одна за другой потянулись в маленькую гостиную с серой плюшевой мебелью и голубым фонарем. Они входили, протягивали всем поочередно непривычные к рукопожатиям, негнущиеся ладони, называли коротко, вполголоса, свое имя: Маня, Катя, Люба…
Садились к кому-нибудь
на колени, обнимали за
шею и, по обыкновению, начинали клянчить...
Тот вдруг бросился к нему
на шею, зарыдал
на всю комнату и произнес со стоном: «Папаша, друг мой, не покидай меня навеки!» Полковник задрожал, зарыдал тоже: «Нет, не покину, не покину!» — бормотал он; потом, едва вырвавшись из объятий сына,
сел в экипаж: у него голова даже не держалась хорошенько
на плечах, а как-то болталась.
Тот сейчас же его понял,
сел на корточки
на пол, а руками уперся в пол и, подняв голову
на своей длинной
шее вверх, принялся тоненьким голосом лаять — совершенно как собаки, когда они вверх
на воздух
на кого-то и
на что-то лают; а Замин повалился, в это время,
на пол и начал, дрыгая своими коротенькими ногами, хрипеть и визжать по-свинячьи. Зрители, не зная еще в чем дело, начали хохотать до неистовства.
Он
сел писать. Она прибирала
на столе, поглядывая
на него, видела, как дрожит перо в его руке, покрывая бумагу рядами черных слов. Иногда кожа
на шее у него вздрагивала, он откидывал голову, закрыв глаза, у него дрожал подбородок. Это волновало ее.
В этой-то горести застала Парашку благодетельная особа. Видит баба, дело плохо, хоть ИЗ
села вон беги: совсем проходу нет. Однако не потеряла, головы, и не то чтобы кинулась
на шею благодетелю, а выдержала характер. Смекнул старик, что тут силой не возьмешь — и впрямь перетащил мужа в губернский; город, из духовного звания выключил и поместил в какое-то присутственное место бумагу изводить.
Я закручинился: страсть как мне не хотелось воровать; однако, видно, назвавшись груздем, полезешь и в кузов; и я, знавши в конюшне все ходы и выходы, без труда вывел за гумно пару лихих коней, кои совсем устали не ведали, а цыган еще до того сейчас достал из кармана
на шнурочке волчьи зубы и повесил их и одному и другому коню
на шеи, и мы с цыганом
сели на них и поехали.
— «Хотя и не вешается мне
на шею», — продолжал диктовать Петр Иваныч. Александр, не дотянувшись до него, поскорей
сел на свое место. — А желает добра потому, что не имеет причины и побуждения желать зла и потому что его просила обо мне моя матушка, которая делала некогда для него добро. Он говорит, что меня не любит — и весьма основательно: в две недели нельзя полюбить, и я еще не люблю его, хотя и уверяю в противном».
— У него есть такт, — говорил он одному своему компаниону по заводу, — чего бы я никак не ожидал от деревенского мальчика. Он не навязывается, не ходит ко мне без зову; и когда заметит, что он лишний, тотчас уйдет; и денег не просит: он малый покойный. Есть странности… лезет целоваться, говорит, как семинарист… ну, да от этого отвыкнет; и то хорошо, что он не
сел мне
на шею.
Адуев, косясь
на них, едва отвечал
на поклон старика, но, кажется, он ожидал этого посещения. Обыкновенно он ходил
на рыбную ловлю очень небрежно одетый; а тут надел новое пальто и кокетливо повязал
на шею голубую косыночку, волосы расправил, даже, кажется, немного позавил и стал походить
на идиллического рыбака. Выждав столько времени, сколько требовало приличие, он ушел и
сел под дерево.
Ему противно было слушать, как дядя, разбирая любовь его, просто, по общим и одинаким будто бы для всех законам, профанировал это высокое, святое, по его мнению, дело. Он таил свои радости, всю эту перспективу розового счастья, предчувствуя, что чуть коснется его анализ дяди, то, того и гляди, розы рассыплются в прах или превратятся в назем. А дядя сначала избегал его оттого, что вот, думал, малый заленится, замотается, придет к нему за деньгами,
сядет на шею.
Иван Иваныч и ему с почтением начал подносить свою табакерку, предчувствуя, что он, подобно множеству других, послужив, как он говаривал, без году неделю, обгонит его,
сядет ему
на шею и махнет в начальники отделения, а там, чего доброго, и в вице-директоры, как вон тот, или в директоры, как этот, а начинали свою служебную школу и тот и этот под его руководством.
Не помню, как и что следовало одно за другим, но помню, что в этот вечер я ужасно любил дерптского студента и Фроста, учил наизусть немецкую песню и обоих их целовал в сладкие губы; помню тоже, что в этот вечер я ненавидел дерптского студента и хотел пустить в него стулом, но удержался; помню, что, кроме того чувства неповиновения всех членов, которое я испытал и в день обеда у Яра, у меня в этот вечер так болела и кружилась голова, что я ужасно боялся умереть сию же минуту; помню тоже, что мы зачем-то все
сели на пол, махали руками, подражая движению веслами, пели «Вниз по матушке по Волге» и что я в это время думал о том, что этого вовсе не нужно было делать; помню еще, что я, лежа
на полу, цепляясь нога за ногу, боролся по-цыгански, кому-то свихнул
шею и подумал, что этого не случилось бы, ежели бы он не был пьян; помню еще, что ужинали и пили что-то другое, что я выходил
на двор освежиться, и моей голове было холодно, и что, уезжая, я заметил, что было ужасно темно, что подножка пролетки сделалась покатая и скользкая и за Кузьму нельзя было держаться, потому что он сделался слаб и качался, как тряпка; но помню главное: что в продолжение всего этого вечера я беспрестанно чувствовал, что я очень глупо делаю, притворяясь, будто бы мне очень весело, будто бы я люблю очень много пить и будто бы я и не думал быть пьяным, и беспрестанно чувствовал, что и другие очень глупо делают, притворяясь в том же.
Наконец из общей массы накопившихся представлений яснее других выделилось опасение, что «постылый» опять
сядет ей
на шею.
При огромном мужском росте у него было сложение здоровое, но чисто женское: в плечах он узок, в тазу непомерно широк; ляжки как лошадиные окорока, колени мясистые и круглые; руки сухие и жилистые;
шея длинная, но не с кадыком, как у большинства рослых людей, а лошадиная — с зарезом; голова с гривой вразмет
на все стороны; лицом смугл, с длинным, будто армянским носом и с непомерною верхнею губой, которая тяжело
садилась на нижнюю; глаза у Термосесова коричневого цвета, с резкими черными пятнами в зрачке; взгляд его пристален и смышлен.
Протопопица встала, разом засветила две свечи и из-под обеих зорко посмотрела
на вошедшего мужа. Протопоп тихо поцеловал жену в лоб, тихо снял рясу, надел свой белый шлафор, подвязал
шею пунцовым фуляром и
сел у окошка.
Все
сядут на твою, дядюшка,
шею, коли братец-то
на ней женится; у ней приданого одни платья;
на брюхе-то шелк, а в брюхе-то щелк.
— Вы меня ударили, — сказал Гез. — Вы все время оскорбляли меня. Вы дали мне понять, что я вас ограбил. Вы держали себя так, как будто я ваш слуга. Вы
сели мне
на шею, а теперь пытались убить. Я вас не трону. Я мог бы заковать вас и бросить в трюм, но не сделаю этого. Вы немедленно покинете судно. Не головой вниз — я не так жесток, как болтают обо мне разные дураки. Вам дадут шлюпку и весла. Но я больше не хочу видеть вас здесь.
Двоеточие. Ничего и не скажешь, видно. (Справа из лесу идут Басов и Шалимов, раскланиваясь, проходят под сосну,
садятся у стола, у Басова
на шее полотенце.) Вот — и писатель с адвокатом идут… Гуляете?
Миновав чердак и выбравшись затем
на кровлю навеса, Гришка дохнул свободнее. Скатываясь наземь, он чуть не
сел на шею Захара, который ожидал его, притаясь за плетнем.
И никто не смотрел
на сапожника, когда он, смеясь и шутя, учил Машу варить обед, убирать комнату, а потом
садился работать и
шил до поздней ночи, согнувшись в три погибели над худым, грязным сапогом.
Маша
села рядом с ним, он покосился
на её
шею, грудь, вздохнул…
— Глядите — сыщик! — тихо воскликнул Макаров. Евсей вскочил
на ноги, снова быстро
сел, взглянул
на Ольгу, желая понять, заметила ли она его невольное испуганное движение? Не понял. Она молча и внимательно рассматривала тёмную фигуру Мельникова; как бы с трудом сыщик шёл по дорожке мимо столов и, согнув
шею, смотрел в землю, а руки его висели вдоль тела, точно вывихнутые.
Человек назвал хозяев и дядю Петра людями и этим как бы отделил себя от них.
Сел он не близко к столу, потом ещё отодвинулся в сторону от кузнеца и оглянулся вокруг, медленно двигая тонкой, сухой
шеей.
На голове у него, немного выше лба, над правым глазом, была большая шишка, маленькое острое ухо плотно прильнуло к черепу, точно желая спрятаться в короткой бахроме седых волос. Он был серый, какой-то пыльный. Евсей незаметно старался рассмотреть под очками глаза, но не мог, и это тревожило его.
— Ничего, ничего, — говорила с гримаской Дора. — Ведь, я всегда трудилась и, разумеется, опять буду трудиться. Ничего нового! Это вы только рассуждаете, как бы женщине потрудиться, а когда же наша простая женщина не трудилась? Я же, ведь, не барышня; неужто же ты думаешь, что я шла ко всему, не думая, как жить, или думая, по-барски,
сесть на твою
шею?
— Мы принесли с собой вина и ужин, одним очень скучно, мы пришли к вам.
Садитесь, — командовала Marie и, толкнув Долинского в кресло королевства, сама вспрыгнула
на его колени и обняла его за
шею.
Он не слышал, что ему сказали, попятился назад и не заметил, как очутился
на улице. Ненависть к фон Корену и беспокойство — все исчезло из души. Идя домой, он неловко размахивал правой рукой и внимательно смотрел себе под ноги, стараясь идти по гладкому. Дома, в кабинете, он, потирая руки и угловато поводя плечами и
шеей, как будто ему было тесно в пиджаке и сорочке, прошелся из угла в угол, потом зажег свечу и
сел за стол…
Она вскочила и, устремив
на него мутный взор, казалось, не понимала этих слов; — он взял ее за руку; она хотела вырваться — не могла;
сев на постель, он притянул ее <к> себе и начал целовать в
шею и грудь; у нее не было сил защищаться; отвернув лицо, она предавалась его буйным ласкам, и еще несколько минут — она бы погибла.
«Вот что! — подумал Федосей, поглаживая усы. — Время думать об девках, когда петля
на шее!» — эй барин! — молвил он осмелившись; — брось ее!.. что теперь за свиданья… опасно показаться в
селе… пожалуй,
на грех мастера нет… ох! кабы ты знал, что болтает народ.
Не спеша, честно взвешивая тяжесть всех слов, какие необходимо сказать сыну, отец пошёл к нему, приминая ногами серые былинки, ломко хрустевшие. Сын лежал вверх спиною, читал толстую книгу, постукивая по страницам карандашом;
на шорох шагов он гибко изогнул
шею, посмотрел
на отца и, положив карандаш между страниц книги, громко хлопнул ею; потом
сел, прислонясь спиной к стволу сосны, ласково погладив взглядом лицо отца. Артамонов старший, отдуваясь, тоже присел
на обнажённый, дугою выгнутый корень.
В ответ
на её приветствие он, с трудом согнув
шею, прошёл к окну и
сел там, отдуваясь, угрюмо спрашивая...